Феофан Грек - на главную
Феофан Грек - на главную

Введение

Биография

Произведения

Школа Феофана

Церковь Спаса

Иконостас БС

Контакты

English



     


Феофан Грек
Фрески в церкви Спаса Преображения в Новгороде

  
Церковь Спаса Преображения в Новгороде
  

На фреске же в церкви Спаса Преображения мы видим святого с густыми, даже пышными волосами, пряди которых закрывают, в частности, столь свойственный для Иоанна высокий и морщинистый лоб. Сличая изображение святителя, написанного в церкви Спаса, с другими близкими ему по характеру изображениями, невольно приходишь к выводу, что эта спорная фигура сочетает иконографические признаки Златоуста (тонкие свисающие усы и небольшая борода) с иконографическими признаками евангелиста Луки («венок» волос на лбу и гуменце на темени). Из немногих подходящих к этой неопределенной характеристике образов мы решаемся выделить св. Дионисия, епископа Афинского (память 3 октября). Его отдельные изображения и даже изображения в ряду святителей встречаются редко. Но поскольку в средние века считалось, что он и еще три епископа (Тимофей Эфесский, Иерофей Афинский и Иаков, брат Божий, епископ Иерусалимский) были очевидцами смерти Богоматери, художники часто писали его в сценах «Успения». Как правило, это старец с длинной бородой и седыми волосами. Но византийскому искусству был известен и другой тип афинского епископа: зрелого, но еще совсем не старого, с небольшой и редкой бородой, с густыми волосами на лбу и плоской шапочкой на темени. Типичным образцом этого второго типа является фигура св. Дионисия на иконе Успения начала XIII века из Десятинного монастыря в Новгороде, стиль которой выдает принадлежность к византинизирующему течению в новгородской школе живописи. Изображение Дионисия на новгородской иконе и решает в конечном счете вопрос об идентификации неизвестного святителя в церкви Спаса. Существенным аргументом в пользу предлагаемого нами определения является также текст на свитке у этого епископа, намекающий на учение об ангельских чинах, которое долгое время связывалось с именем Дионисия Ареопагита. Анонимный автор этого мистического учения, который жил в V веке и приписал свои творения афинскому епископу, создал стройную и строгую теорию богослужения как системы символических священнодействий, таинственно выражающих скрытые и возвышенные идеи. Вполне уместно поэтому, что Феофан включил изображение Дионисия в процессию святителей и поместил его поблизости от алтаря церкви.
Летом 1970 года в алтарной апсиде церкви Спаса Преображения были произведены раскопки, имевшие целью обнаружить остатки древнего пола, престола и синтрона. В ходе раскопок выяснилось, что древний синтрон послужил в позднейшее время основанием для кирпичной стенки, которая наглухо закрывала нижние части восточной стены апсиды. Когда закладка была удалена, открылась широкая полоса живописи XIV века с изображением орнаментированных тканей (десятый регистр), а над горним местом - остаток сюжетной фрески: фрагмент с изображениями высокого трона-седалища, подставки-подножия и нижней части восседающей на троне плотно задрапированной фигуры, от которой уцелела одна (левая) обутая в сандалию нога и беспокойно ниспадающие на плиту подножия складки серо-синего одеяния. Эта фреска обрамлена широкой красной полосой и, судя по ее предполагаемой высоте, она частично вклинивалась в регистр с изображениями святителей. Нет никаких сомнений в том, что здесь был представлен Иисус Христос, вероятно в том редком иконографическом типе священника по чину Мельхиседекову, еще не облаченного в архиерейские одежды, как это сделано, например, в церкви Спаса на Нередице, где аналогичное изображение также помещалось над горним местом69. Этот образ восходит к апокрифическому сказанию о том, как Иисус был избран за свою мудрость и добродетели в число двадцати двух священников Иерусалимского храма и стал являться в храме «и учить народ верить в него». Изображение исторического Христа-иерея в алтаре церкви должно было свидетельствовать о божественных началах священства, а это имело существеннейшее значение в Новгороде, где священники принимали активное участие в мирской жизни и нередко служили предметом справедливой критики за неподобающие их сану поступки.
Жертвенник - слева от алтаря - был украшен фресками, которые полностью утрачены. Лишь на северном склоне арки, ведущей в трансепт, уцелел фрагмент штукатурки с очень слабыми следами росписи. Значительно лучше сохранилась живопись диаконника. Здесь раскрыты изображения четырех епископов. Две фигуры представлены на восточной стене и две - на откосах широкой арки, соединяющей диаконник с южным рукавом креста. Тематически живопись диаконника связана с росписью третьего регистра алтарной апсиды и фигурами отцов церкви, украшающими проход из диаконника в алтарь. Но все четыре святителя в диаконнике написаны фронтально, и композиционно это, следовательно, самостоятельная часть цикла. Живопись на восточной стене диаконника имеет большие утраты. От правой фигуры сохранился лишь незначительный фрагмент полиставрия. В лучшем состоянии находится левая фигура, у которой утрачена только нижняя половина. К сожалению, от насечек и неумелой расчистки сильно пострадала голова святого, что немало затрудняет определение его личности. Правая рука епископа отведена в сторону и пальцы сложены именословно, в левой руке - закрытая книга. На нем фелонь и омофор, борода средней величины, мягким клином. Надпись читается не полностью. Начало имени не оставляет сомнения в том, что здесь представлен Климент. Но какой Климент? Православная церковь знает трех святителей с таким именем: папу Римского (память 25 ноября), епископа Анкирского (23 января) и епископа Охридского (27 июля). Хорошо изученный тип Климента Охридского, на высоком «взлызлом» лбу которого имеется лишь одна короткая вьющаяся прядь волос, не соответствует фреске Феофана, где представлен святой с волосами не только на висках и за ушами, но и на темени. К тому же культ охридского епископа долгое время носил местный характер, и его ранние изображения известны только в Македонии, преимущественно в Охриде и его окрестностях. При определении фрески в церкви Спаса речь может идти, следовательно, лишь о первых двух Климентах.

Продолжение »