Иконы архангела Гавриила и апостола Петра обнаруживают, скорее, руку другого художника, также большого мастера, но с темпераментом менее энергичным: они трактованы в более мягкой и вялой манере, без смелых контрастов и без того творческого неистовства, которым отличаются фигуры Богоматери, Спаса, Павла или архангела Михаила.
Наконец, две крайние иконы апостольского чина - мучеников Георгия и Дмитрия – принадлежат, вероятнее всего, третьему художнику, очень одаренному, хотя, быть может, и значительно менее опытному.
Иконы праздничного чина принадлежат двум художникам - если не считать двух икон XVI века, - причем среди них нет ни одной, которую можно было бы приписать автору главных икон апостольского яруса. Вероятнее всего, праздники писаны мастерами апостола Петра и архангела Гавриила, с одной стороны, и двух мучеников - с другой.

Теперь обратимся к тексту летописи, повествующей о росписи Благовещенского собора: "Toe же весны 1405 года почаша подписывати церковь камену святое Благовещение на Князя Великаго двор, не ту, иже ныне стоит; а мастеры бяху Феофан иконник Гречин, да Прохор старец с Городца, да Чернец Андрей Рублев, да того же лета и кончашаю".
Оказывается, и летопись говорит о трех мастерах, причем главным был Феофан Грек, ибо он поставлен на первом месте, вторым по значению считался старец Прохор с Городца и третьим - Андрей Рублев. Но прежде чем перейти к дальнейшему анализу икон, с точки зрения возможности приписать их тому или другому мастеру, остановимся на вопросе о подлинности самих этих Памятников в смысле достоверности их исконной принадлежности именно Благовещенскому собору. Что это подлинные памятники живописи конца XIV - начала XV века, то есть эпохи росписи собора, в этом сомнений нет: помимо упомянутого выше строения доски и способа прикрепления шпонок об этом с очевидностью говорит весь стиль икон, их живопись и техника; но не могли ли эти иконы быть внесены сюда из другого храма, тем более что Благовещенский собор, как известно, пострадал во время страшного пожара 1547 года, да к тому же храм, стоявший во времена Феофана на месте нынешнего, был сломан, а настоящий уже построен в 1482 году.

Что касается сломки старого собора, то, как известно, в подобных случаях иконы всегда переходили преемственно во вновь воздвигаемые на месте старых храмы, что происходило с иными по нескольку раз. Затем при пожарах прежде всего выносились иконы, чем объясняется столь значительное число древнейших икон в северных деревянных церквах, сгоравших дотла по три и по пять раз. Кроме того, при пожаре 1547 года, как видно из обстоятельного летописного рассказа, было достаточно времени спасти весь иконостас, если им дорожили, а что им дорожили, видно из того, что о "загоревшемся" иконостасе, по тогдашней терминологии "Деисусе", письма Рублева летописец сообщает особо. Пожар начался на Воздвиженке и постепенно бурею надвигался на Кремль. "И обратися буря на град больший и загореся во граде у соборные церкви Пречистыя верх, и на царском дворе великого князя на полатах кровли, и избы древяные, и полаты, украшенные златом, и Казенной двор с царьскою казною, и церковь на царьском дворе у царьские казны Благовещение златоверхая, деисус Андреева писма Рублева, златом обложен, и образы, украшенныя златом и бисером, многоценныя, греческаго писма, прародителей его от много лет собранных; и казна великаго царя погоре, и Оружничая полата вся погоре с воиньским оружием и Постелная полата с казною выгоре вся".
Мы намеренно приводим эту выписку, ибо она содержит ряд терминов, встречающихся в изобилии в частых летописных известиях о беспрестанных пожарах, опустошавших Древнюю Русь. Выражения, отмеченные нами курсивом, означают различные градации стихийного бедствия, в которых - а их значительно больше встречается во всех наших сводах - следовало бы внимательно разобраться, - работа, еще ожидающая своего кропотливого исследователя. Во всяком случае, уже и теперь не подлежит сомнению, что терминологией приведенного отрывка летописец обозначает несколько степеней опустошения, произведенного пожаром. Ясно, что иконостас только загорелся, казна царская частично пострадала от пожара ("погоре"), Оружейная палата вся пострадала, хотя и не погибла ("вся погоре"). Постельная же палата сгорела до основания ("выгоре вся"). Таким образом, в этом интересном документе мы имеем прямое доказательство того, что иконостас Благовещенского собора не погиб, ибо это, при склонности летописцев скорее сгущать краски, нежели уменьшать размеры беды, было бы отмечено особливо. Чтобы не выходить из области живописи, напомним хотя бы аналогичный случай с иконой Одигитрии в кремлевском Вознесенском монастыре (по летописи, также "огоревшей"): на ней при реставрации действительно удалось обнаружить явные следы пожара, в виде обуглившихся значительных частей доски, позднее залевкашенных и переписанных Дионисием, мастером фресок Ферапонтова монастыря.

Продолжение »